вторник, 28 сентября 2010
зачем говорит?
ведь башмаки
больши для ваших глаз.
а между тем ведь
каждый хочет
хотьбы раз
увидеть правду
без убеждённых фраз
и если так тому и
быть я пожелаю
вам всем в страхе перед жизнью жить
и каждый скажет
"я ведь чист!"
но чистым будешь ты лишь перед Богом
и словно клёна
падающий лист
поймёшь что седцу твоему ЗЛО было.....
.......домом.
но странно то что мы едины хотя
и не похожи друг на друга
и вместе мы не победимы
ведь сила белого и чёрного по страху
это просто жуть!
смерть ведь рядом
а вы и не боитесь
люди
я вас прошу,пожалуйста проснитесь
аки прийдётся плакать долго........
ведь башмаки
больши для ваших глаз.
а между тем ведь
каждый хочет
хотьбы раз
увидеть правду
без убеждённых фраз
и если так тому и
быть я пожелаю
вам всем в страхе перед жизнью жить
и каждый скажет
"я ведь чист!"
но чистым будешь ты лишь перед Богом
и словно клёна
падающий лист
поймёшь что седцу твоему ЗЛО было.....
.......домом.
но странно то что мы едины хотя
и не похожи друг на друга
и вместе мы не победимы
ведь сила белого и чёрного по страху
это просто жуть!
смерть ведь рядом
а вы и не боитесь
люди
я вас прошу,пожалуйста проснитесь
аки прийдётся плакать долго........
самое страшное ,то что я около 20 раз нажал на "случайный дневник" ипонял что либо мир сошёл с ума либо я,скорей всего я т.к. трогаються по одиночке.
включи телевизор на первом канале звери,на втором-звери,звери,звери,звери,и только на Дискавери я увидел животных.
неужели человек не хочет просто люббить окружающий его мир?
мне стыдно за людей.
включи телевизор на первом канале звери,на втором-звери,звери,звери,звери,и только на Дискавери я увидел животных.
неужели человек не хочет просто люббить окружающий его мир?
мне стыдно за людей.
суббота, 25 сентября 2010
20.09.2010 в 20:34
Пишет Orangee Lolita:осень вселяет хандру
***
спелый такой
и в окно с размаху
как в детстве не выбросишь
сон мой сливовый
там через дорогу переходит человек-слон
трубит по немного о счастье
и о том как быть если ты на одну ногу обогнал своё время
обогнул края ветра
и упал живьём
покатился на родину родинок
воткнул копьё в закостенелый палец
сдал анализ на уровень
в крови влюблённости
в старых дворах скоро клён созреет
и мне станет всё больше дел до тебя.
***
памяти
нет
это заики испуг
забыть
то, чего с нами не было
и что не стало бы меня так калечить
у калиток твоих плечей
это как грусть хиппи
как хруст чужих нежных костей
на войне улыбок
всё бесконечное при себе.
URL записи***
спелый такой
и в окно с размаху
как в детстве не выбросишь
сон мой сливовый
там через дорогу переходит человек-слон
трубит по немного о счастье
и о том как быть если ты на одну ногу обогнал своё время
обогнул края ветра
и упал живьём
покатился на родину родинок
воткнул копьё в закостенелый палец
сдал анализ на уровень
в крови влюблённости
в старых дворах скоро клён созреет
и мне станет всё больше дел до тебя.
***
памяти
нет
это заики испуг
забыть
то, чего с нами не было
и что не стало бы меня так калечить
у калиток твоих плечей
это как грусть хиппи
как хруст чужих нежных костей
на войне улыбок
всё бесконечное при себе.
гениально.................
суббота, 17 июля 2010
Интересно, какое количество рукописей было сожжено до знаменитой фразы Булгакова: «Рукописи не горят»? Наверное, неимоверное количество.
Но в том-то все и дело, что они, действительно, не горят, а, если и горят, то не сгорают в неопалимой купине памяти Родового Древа Цивилизаций, реально существующего в ирреальном мире коллективных мыслеформ, корни которого врастают в материнскую почву Вечной Жизни…
Наши ошибки или мутации Разума – непрерывный поиск себя в мире и мира в себе, не спокойствия, не самозомбирования, а именно умиротворения духа, познавшего Гармонию Любви. Но сам Путь к этому состоянию зачастую тернист и колюч, царапающий до крови нежные стопы наивно-жестоких детей звероподобного человечества, непрестанно взыскующих утраченного рая материнской колыбели и отцовской ограды…
Инвективы рождения свыше ранят души новорожденных детей непонятными и угрожающими требованиями жить по-новому под каскадом запретов, табуизированных ритуалов, законов и догм. Горячее и комфортное материнское лоно утрачено, Новый Мир страшен и смертельно опасен. Одиночество чаемой свободы невыносимо в пустоте Неба, замкнувшегося в себе…
Но Кто-то смог в неимоверном усилии Любви к страждущим братьям услышать Зов, и через муки рождения очиститься от скверны смердящей плоти, угасшего духа, бездушной души, и из страшной запертости вырваться в Свет, нестерпимо яркий для незрячих кротов мещанских подземелий, забывших свое человеческое первородство ради животной самодостаточности…
«Соотечественники! Страшно!» - одержимый мертвыми душами, восклицал потрясенный Гоголь. Они кружили над ним нетопырями душных преступлений, кровосмесительных фантазий, бесовских наваждений…
«До сви-Дания, До сви-Швеция!» - глумливо юродствовал «сумасшедший» Чаадаев в мире освобожденного и обожествляемого рабства, но так и не смог освободиться от умственного барства в отношении к собственной Истории…
Мы живем в удивительной и Странной Стране Странствующего Разума, оседлой мысли и бунтующей совести, пытающейся оторваться от корней родимых и родовых проклятий, дурных суеверий, незабываемых и любимых сказок о Счастье и Горе-Злосчастье в Идеальный Мир, зачатый воображением сказочников, ученых и пророков, неподвижный и страшный как Идол с жирными и красными губами, испившими крови младенцев…
Как неимоверно сложно, а порою невозможно принять в себя п о н и м а н и е того, что будущее уже с нами, в наших детях, а не в абстрактных конструкциях и рационалистических схемах ума, разделенного с сердцем, ради чего надо жертвовать настоящим и прошлым, которые тоже никуда не ушли: они – в нас и наших предках, Русском Духе Истории, «такой какой Ее нам Бог дал»…
Восстановима ли преемственность поколений, культуры, цивилизации, после многовековых социальных экспериментов, катастрофических прерывов, революций, реформ по лекалам и пиратским копиям непереваренного опыта? Возможна ли этническая соборность в эпоху межнациональной «заборности» племенных союзов, кланов и страт? Разрешимы ли конфликты в рамках национально-местечковой религиозности и догматической непримиримости в ущерб, ни от чего не зависящей, Любви?
Если мы, сообща, личностно, соборно, интерконфессионально, семейно не попытаемся решить этих вопросов, они решат себя сами очередным катастрофическим прерывом или гибелью, так и не научившегося любить, этноса…
Но в том-то все и дело, что они, действительно, не горят, а, если и горят, то не сгорают в неопалимой купине памяти Родового Древа Цивилизаций, реально существующего в ирреальном мире коллективных мыслеформ, корни которого врастают в материнскую почву Вечной Жизни…
Наши ошибки или мутации Разума – непрерывный поиск себя в мире и мира в себе, не спокойствия, не самозомбирования, а именно умиротворения духа, познавшего Гармонию Любви. Но сам Путь к этому состоянию зачастую тернист и колюч, царапающий до крови нежные стопы наивно-жестоких детей звероподобного человечества, непрестанно взыскующих утраченного рая материнской колыбели и отцовской ограды…
Инвективы рождения свыше ранят души новорожденных детей непонятными и угрожающими требованиями жить по-новому под каскадом запретов, табуизированных ритуалов, законов и догм. Горячее и комфортное материнское лоно утрачено, Новый Мир страшен и смертельно опасен. Одиночество чаемой свободы невыносимо в пустоте Неба, замкнувшегося в себе…
Но Кто-то смог в неимоверном усилии Любви к страждущим братьям услышать Зов, и через муки рождения очиститься от скверны смердящей плоти, угасшего духа, бездушной души, и из страшной запертости вырваться в Свет, нестерпимо яркий для незрячих кротов мещанских подземелий, забывших свое человеческое первородство ради животной самодостаточности…
«Соотечественники! Страшно!» - одержимый мертвыми душами, восклицал потрясенный Гоголь. Они кружили над ним нетопырями душных преступлений, кровосмесительных фантазий, бесовских наваждений…
«До сви-Дания, До сви-Швеция!» - глумливо юродствовал «сумасшедший» Чаадаев в мире освобожденного и обожествляемого рабства, но так и не смог освободиться от умственного барства в отношении к собственной Истории…
Мы живем в удивительной и Странной Стране Странствующего Разума, оседлой мысли и бунтующей совести, пытающейся оторваться от корней родимых и родовых проклятий, дурных суеверий, незабываемых и любимых сказок о Счастье и Горе-Злосчастье в Идеальный Мир, зачатый воображением сказочников, ученых и пророков, неподвижный и страшный как Идол с жирными и красными губами, испившими крови младенцев…
Как неимоверно сложно, а порою невозможно принять в себя п о н и м а н и е того, что будущее уже с нами, в наших детях, а не в абстрактных конструкциях и рационалистических схемах ума, разделенного с сердцем, ради чего надо жертвовать настоящим и прошлым, которые тоже никуда не ушли: они – в нас и наших предках, Русском Духе Истории, «такой какой Ее нам Бог дал»…
Восстановима ли преемственность поколений, культуры, цивилизации, после многовековых социальных экспериментов, катастрофических прерывов, революций, реформ по лекалам и пиратским копиям непереваренного опыта? Возможна ли этническая соборность в эпоху межнациональной «заборности» племенных союзов, кланов и страт? Разрешимы ли конфликты в рамках национально-местечковой религиозности и догматической непримиримости в ущерб, ни от чего не зависящей, Любви?
Если мы, сообща, личностно, соборно, интерконфессионально, семейно не попытаемся решить этих вопросов, они решат себя сами очередным катастрофическим прерывом или гибелью, так и не научившегося любить, этноса…
Если бы мы и впрямь понимали, что умрём,
..........мы бы так не жили.
..........мы бы так не жили.
...что неким образом сподвигает меня на некие образные действия по отношению к собственному образу некоего, который выражает через себя всё то образное, что неким было воздвигнуто в образы неких образов образцов неких образных сверхобразцов в трансцендентальной реальности того образа, что пытается выразиться через некий образ самого себя, то есть это тот образ, к которому и направлены некие образные действия некоего образа вынужденного выражать все эти трансцендентальные и трансперсональные образы.
P.S. Спасибо Вадиму Демчогу, учебнику по трансперсональной философии и психологии и заметкам о випассане за эту минутную мысль.
P.S. Спасибо Вадиму Демчогу, учебнику по трансперсональной философии и психологии и заметкам о випассане за эту минутную мысль.
воскресенье, 11 апреля 2010
P.P.P.P.P.S. Когда я говорю «значит», «означает», — это не денотация, а, если угодно, коннотация. Я не настаиваю на однозначности (единственности значения). У вас всегда есть возможность, по крайней мере, п о п ы т а т ь с я «снять» значение — как по принципу дополнительности, так и по принципу деконструкции. Я не уверен в том, что деконструкция — такой уж весь из себя и принцип. На самом деле дерридианская деконструкция оказывается вне принципа и всяческой принципиальности. И вот именно поэтому она не нуждается в том, чтобы ее деконструировать, — она с а м а деконструируется. С другой стороны, я не уверен, что принцип дополнительности способен к «взрыву». Коннотация как таковая именно в силу своей принципиальности лишь имитирует «взрыв», многосмысленность на самом деле — лишь трансляция, имитация, если угодно, симуляция устранения денотата. Вот отсюда и сама стратегия так называемого «мнимого денотата». Здесь-то и появляется эффект бабочки, взрывающий денотат. Другими словами, денотат с а м взрывается именно постольку, поскольку он оказался мнимым.
Эффект бабочки — это с а м оубийство с и с т е м ы.
Эффект бабочки — это с а м оубийство с и с т е м ы.
воскресенье, 28 февраля 2010
Речь пойдет о том, что же представляет собой так называемое постмодернистское мышление, что такое «Взрыв» и что такое «тупик». Речь — о бесперспективности нынешнего литературного авангарда, ничего общего не имеющего с постмодернизмом, о его — авангарда — мнимых «взрывах» и стилистической якобы новизне. С другой стороны, речь о том, что же представляет собой вот эта самая «порхающая бабочка» в литературе, почему новизна в литературе невозможна в принципе, почему с некоторых пор мы вынуждены говорить о конце стиля, о конце самой Литературы (с большой буквы), о невозможности репрезентации так называемой реальности (если угодно, не-реальности), о невозможности репрезентации как таковой.
Где же в таком случае перспектива? Возможна ли перспектива среди руин?
Будет ясна ее — перспективы — многосмысленность(!), нелинейность, событийность, версифицированность, вариативность, плюральность, ацентричность, внеструктурность, несовозможность, с л у ч а й н о с т ь.
Для того, чтобы не возникало напряжения между вами, читателями, и мной как автором (автор всегда претендует на властное место в отношении к читателю), я отказываюсь от авторства. Теперь это не мой текст, но — ваш. Теперь вы авторы. Не я вам жалуюсь или соблазняю вас, отнюдь, — меня нет, сам Текст вас соблазняет, и только вам решать: соблазниться или устоять.
Нет ни меня, автора, ни вас, соавторов, есть Другой — Текст. Это автор и читатели создают иллюзию реальности, Другой же в ней не нуждается, ибо мы смотрим в зеркало, и видим себя самих, нет ни диалектики, ни происшествия, отсутствуют любые отношения двойственности. Другой — это спонтанность бабочки, не знающей своей красоты, Я, авторства, — бабочки н е - з н а ю щ е й, — С о б ы т и е: ни элементарных усилий, ни дела, ни ролей, — Д р у г о й.
Бабочка останется бабочкой, хоть бабочкой назови ее, хоть нет: имя не имеет значения, знак не имеет денотата, само «порхание» взрывает единственный смысл. Множество смыслов, многосмысленность — упразднение смысла как такового. «Порхание» — всегда Взрыв, не требующий никакого авторского усилия, замысла, ибо любое усилие, замысел — у ж е насилие, порождающее в другом сопротивление и инстинктивную защиту от вторжения в сферу собственного. Автор умирает не ради рождения (рождества!) читателя (другого), становящегося со-автором, но — ради воскрешения Другого с большой буквы. Только в этом случае возможен катарсис, не подавление и подчинение, но именно очищение, причем самоочищение: над вымыслом слезами обольюсь (Пушкин). Это — несовозможное Реальное, так как оно не переживается, не произносится, не видится. Оно принципиально не репрезентируется, не представляется (знаками), не репрезентируется именно в рамках линейного мышления повседневности. Абсолютное представление Реального возможно лишь в акте Взрыва такого мышления, окончательной его смерти.
Само Реальное, посылает свой с и л ь н ы й message. Послание Реального и есть Взрыв. Оборачивая, можно сказать и так: Взрыв порождает Реальное, то есть очевидное порождает неочевидное, невозможное возможно. Здесь являет себя опасность подчиниться распространенному ныне в интеллектуальной среде мнению, что «перспектива» постмодернизма видится лишь в акте Взрыва, в самом акте так называемого «снятия», в трансгрессии, в неизбежности разрушения, руинах, хаосе, поскольку запрет противостоит освобождению.
Важно понять: подрыв отношения автор/читатель возрождает не столько «новое» отношение между персонажем художественного текста и читателем (каковые по природе своей истеритизирующий и истерик), сколько отношение читателя с Другим, то есть с самим Текстом. Безобъектность Другого не означает автоматического наделения его статусом полноправного субъекта, он — Двойник, подсознание читателя. Не читатель первичен, но его тень как архе-тень (от греч. arche — начало), не субъект, но след как архе-след, не стиль, но печать стиля как архе-печать.
Взрыв и есть не что иное, как наслаждение достижением недостижимого. Само это взрывное наслаждение есть процессуальность недостижимого, вот это самое достижение как вечное становление, бытие в становлении. Но бытие в становлении — иллюзия, ибо констатирует собой «быть» в процессе «стать», настоящее в процессуальности — к будущему. Жизнь в мгновениях упраздняет само Мгновение — бездну, глубину. Жизнь в мгновениях превращается в скольжение, тогда как Мгновение предусматривает погружение. Жизнь, реальность всегда — поверхность, и потому — иллюзия, ибо невозможно погрузиться в глубину. Реальность — не что иное, как зеркало, то есть поверхность, за которой не видно бытия, смысла, но в которой лишь отражение по эту сторону. Любые попытки погружения вглубь, разворачивания смысла пресекаются симуляцией авторского замысла (поверхностью). Глубина становится иллюзией для разума, возомнившего себя Автором. Ему недоступно более понимание того, что столь лелеемая им глубина превратилась в мираж. Автор работает с призраком смысла, отнюдь не со смыслом. Ибо смысл утерян. Он был утерян тогда, когда средневековый скриптор решился стать Автором, то есть диктатором, владыкой смысла. С тех самых пор смысл мстит Автору тем, что обманывает его.
Креативность, творчество взрыва перманентно, динамично, подвижно; статика невозможна. Любая попытка остановки — лишь своевольное торможение «порхающей бабочки», н е - з н а ю щ е й перспективы, не ведающей того, что в своей решимости пересечь море, она неминуемо исчезнет, умрет точно так же, как если бы решилась, сложив крылышки, нырнуть в бездну. Но «порхание» бабочки — гибельная угроза всему тому, что претендует на смысл. Уже после того, как она умрет, ее красивое порхание, сама ее к р а с о т а взорвет систему, которая ее — бабочку — репрессировала. Ей не дано испытать «гибельный восторг», она не знает мести, но самим своим порханием она бросает вызов миру, преисполненному стремлением наделить ее порхание смыслом, ибо мир разгадал ее тайну, ей самой — бабочке — неведомую, и назвал эту тайну и л л ю з и е й, эффектом. (Достоевский не прав: красота не спасет мир, красота его погубит.)
Обращение к замыслу со стороны автора, равно, как и разворачивание смысла со стороны читателя, — манипуляция «бабочкой», причем иллюзорная манипуляция: мы стремимся задать направление ее полета. Но полет бабочке чужд, она именно порхает, а порхание как таковое всегда вне направления, вне цели. Мы не можем выбирать стиль порхания (раз уж это не полет), ибо порхание — вне стиля. Автор не может выбирать, что ему изображать, а что — нет. Любой выбор как таковой ставит невыбранное в позицию подчинения выбранному. Уже сам выбор наделяет автора статусом диктатора. Самому автору трудно осознать это обстоятельство, ибо мышление как таковое работает исключительно в сфере различий.
Знание — сила? Да, но эта сила — бремя. Обремененный знанием автор н е и з б е ж н о забывает о том, что подавленное им исчезает из со-знания в сферу под-со-знания. Но подсознание не противостоит сознанию по простой причине: в реальности его не существует. Подсознание может заявлять о себе лишь в проблесках Реального, в Событии, (не в происшествии). Для проявления подсознания автор сходит с ума — отказывается от авторства, от самого себя. Только в этом Случае обыденный случай более не существует, есть Случай с большой буквы — эффект бабочки: автор взорвал себя, убил бабочку, т.е. собственную (греч. autos — собственный) мысль. И более: сама судьба (даже не долг) автора — вот в таком предельном отказе, ибо если писатель действительно профессионал, то он неизбежно в своей работе столкнется с проблесками Реального. Само это столкновение и сведет его с ума. Реальное заворожит его, околдует, очарует, ибо сопротивляться ему невозможно, оно вне оппозиции.
Где же в таком случае перспектива? Возможна ли перспектива среди руин?
Будет ясна ее — перспективы — многосмысленность(!), нелинейность, событийность, версифицированность, вариативность, плюральность, ацентричность, внеструктурность, несовозможность, с л у ч а й н о с т ь.
Для того, чтобы не возникало напряжения между вами, читателями, и мной как автором (автор всегда претендует на властное место в отношении к читателю), я отказываюсь от авторства. Теперь это не мой текст, но — ваш. Теперь вы авторы. Не я вам жалуюсь или соблазняю вас, отнюдь, — меня нет, сам Текст вас соблазняет, и только вам решать: соблазниться или устоять.
Нет ни меня, автора, ни вас, соавторов, есть Другой — Текст. Это автор и читатели создают иллюзию реальности, Другой же в ней не нуждается, ибо мы смотрим в зеркало, и видим себя самих, нет ни диалектики, ни происшествия, отсутствуют любые отношения двойственности. Другой — это спонтанность бабочки, не знающей своей красоты, Я, авторства, — бабочки н е - з н а ю щ е й, — С о б ы т и е: ни элементарных усилий, ни дела, ни ролей, — Д р у г о й.
Бабочка останется бабочкой, хоть бабочкой назови ее, хоть нет: имя не имеет значения, знак не имеет денотата, само «порхание» взрывает единственный смысл. Множество смыслов, многосмысленность — упразднение смысла как такового. «Порхание» — всегда Взрыв, не требующий никакого авторского усилия, замысла, ибо любое усилие, замысел — у ж е насилие, порождающее в другом сопротивление и инстинктивную защиту от вторжения в сферу собственного. Автор умирает не ради рождения (рождества!) читателя (другого), становящегося со-автором, но — ради воскрешения Другого с большой буквы. Только в этом случае возможен катарсис, не подавление и подчинение, но именно очищение, причем самоочищение: над вымыслом слезами обольюсь (Пушкин). Это — несовозможное Реальное, так как оно не переживается, не произносится, не видится. Оно принципиально не репрезентируется, не представляется (знаками), не репрезентируется именно в рамках линейного мышления повседневности. Абсолютное представление Реального возможно лишь в акте Взрыва такого мышления, окончательной его смерти.
Само Реальное, посылает свой с и л ь н ы й message. Послание Реального и есть Взрыв. Оборачивая, можно сказать и так: Взрыв порождает Реальное, то есть очевидное порождает неочевидное, невозможное возможно. Здесь являет себя опасность подчиниться распространенному ныне в интеллектуальной среде мнению, что «перспектива» постмодернизма видится лишь в акте Взрыва, в самом акте так называемого «снятия», в трансгрессии, в неизбежности разрушения, руинах, хаосе, поскольку запрет противостоит освобождению.
Важно понять: подрыв отношения автор/читатель возрождает не столько «новое» отношение между персонажем художественного текста и читателем (каковые по природе своей истеритизирующий и истерик), сколько отношение читателя с Другим, то есть с самим Текстом. Безобъектность Другого не означает автоматического наделения его статусом полноправного субъекта, он — Двойник, подсознание читателя. Не читатель первичен, но его тень как архе-тень (от греч. arche — начало), не субъект, но след как архе-след, не стиль, но печать стиля как архе-печать.
Взрыв и есть не что иное, как наслаждение достижением недостижимого. Само это взрывное наслаждение есть процессуальность недостижимого, вот это самое достижение как вечное становление, бытие в становлении. Но бытие в становлении — иллюзия, ибо констатирует собой «быть» в процессе «стать», настоящее в процессуальности — к будущему. Жизнь в мгновениях упраздняет само Мгновение — бездну, глубину. Жизнь в мгновениях превращается в скольжение, тогда как Мгновение предусматривает погружение. Жизнь, реальность всегда — поверхность, и потому — иллюзия, ибо невозможно погрузиться в глубину. Реальность — не что иное, как зеркало, то есть поверхность, за которой не видно бытия, смысла, но в которой лишь отражение по эту сторону. Любые попытки погружения вглубь, разворачивания смысла пресекаются симуляцией авторского замысла (поверхностью). Глубина становится иллюзией для разума, возомнившего себя Автором. Ему недоступно более понимание того, что столь лелеемая им глубина превратилась в мираж. Автор работает с призраком смысла, отнюдь не со смыслом. Ибо смысл утерян. Он был утерян тогда, когда средневековый скриптор решился стать Автором, то есть диктатором, владыкой смысла. С тех самых пор смысл мстит Автору тем, что обманывает его.
Креативность, творчество взрыва перманентно, динамично, подвижно; статика невозможна. Любая попытка остановки — лишь своевольное торможение «порхающей бабочки», н е - з н а ю щ е й перспективы, не ведающей того, что в своей решимости пересечь море, она неминуемо исчезнет, умрет точно так же, как если бы решилась, сложив крылышки, нырнуть в бездну. Но «порхание» бабочки — гибельная угроза всему тому, что претендует на смысл. Уже после того, как она умрет, ее красивое порхание, сама ее к р а с о т а взорвет систему, которая ее — бабочку — репрессировала. Ей не дано испытать «гибельный восторг», она не знает мести, но самим своим порханием она бросает вызов миру, преисполненному стремлением наделить ее порхание смыслом, ибо мир разгадал ее тайну, ей самой — бабочке — неведомую, и назвал эту тайну и л л ю з и е й, эффектом. (Достоевский не прав: красота не спасет мир, красота его погубит.)
Обращение к замыслу со стороны автора, равно, как и разворачивание смысла со стороны читателя, — манипуляция «бабочкой», причем иллюзорная манипуляция: мы стремимся задать направление ее полета. Но полет бабочке чужд, она именно порхает, а порхание как таковое всегда вне направления, вне цели. Мы не можем выбирать стиль порхания (раз уж это не полет), ибо порхание — вне стиля. Автор не может выбирать, что ему изображать, а что — нет. Любой выбор как таковой ставит невыбранное в позицию подчинения выбранному. Уже сам выбор наделяет автора статусом диктатора. Самому автору трудно осознать это обстоятельство, ибо мышление как таковое работает исключительно в сфере различий.
Знание — сила? Да, но эта сила — бремя. Обремененный знанием автор н е и з б е ж н о забывает о том, что подавленное им исчезает из со-знания в сферу под-со-знания. Но подсознание не противостоит сознанию по простой причине: в реальности его не существует. Подсознание может заявлять о себе лишь в проблесках Реального, в Событии, (не в происшествии). Для проявления подсознания автор сходит с ума — отказывается от авторства, от самого себя. Только в этом Случае обыденный случай более не существует, есть Случай с большой буквы — эффект бабочки: автор взорвал себя, убил бабочку, т.е. собственную (греч. autos — собственный) мысль. И более: сама судьба (даже не долг) автора — вот в таком предельном отказе, ибо если писатель действительно профессионал, то он неизбежно в своей работе столкнется с проблесками Реального. Само это столкновение и сведет его с ума. Реальное заворожит его, околдует, очарует, ибо сопротивляться ему невозможно, оно вне оппозиции.
Современной науке известен феномен под названием «эффект бабочки»: порхающая, например, в тропиках бабочка-однодневка одним только взмахом своего крылышка вызывает ураган в другой части планеты через несколько недель или месяцев. (Математики аргументировали данный феномен в теории хаоса.)
Необходимо различать «климат» и «погоду»: «погода» — сложная система, не поддающаяся прогнозированию, в отличие от такой стабильной системы, как «климат». Математики говорят: любой, казалось бы, внешний фактор по отношению к сложной системе является на самом деле внутренним фактором ее дестабилизации: порядок оборачивается в беспорядок, хаос. Краткосрочность явлений (а именно в этом суть любой системы, обладающей и з б ы т к о м сложности) и есть не что иное, как хаос. (Здесь надо заметить, что сам термин «суперсистема» не корректен, так как при усложнении, при сверх-усложнении система тут же начинает саморазрушаться.) Причину, детерминант краха не найти (извечные русские вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?» сегодня не имеют смысла): система именно с а м а разрушается, ибо прежнее где-то там порхание исчезнувшей ныне «бабочки» и есть тот самый дестабилизирующий фактор, каковой «представляет» принципиальную неуправляемость, неконтролируемость системы.
Вот теперь я сформулирую вопросы, на которые не дам однозначных ответов, ибо мы подошли сейчас к линии горизонта, за которой — пропасть, мы — на краю, когда достаточно сделать лишь шаг, чтобы пасть и больше не вернуться. Ответы на эти вопросы крайне рискованны, о п а с н ы, но мы помним слова немецкого поэта-романтика Фридриха Гёльдерлина: где опасность, там и спасение. Стояние на краю — не для каждого, но для тех, кто понимает пушкинское: «в самостояньи человека залог величия его».
Возможно ли мирное сосуществование членов оппозиции, снятие диктатуры одного по отношению к другому? Возможен ли мир по принципу дополнительности аксиоматических оснований в системе самого мышления? Современные экономика, политика, бизнес, общество, мировоззрение, искусство, литература — как сложные, сверхсложные системы — перестали быть устойчивыми, перестали именно в силу избытка сложности, когда на первый план выступают непредвиденность результата и дестабилизация.
Т р а д и ц и я классической литературы, так называемой классики, — это лакановское Имя Отца, инстанция запрета на отказ, отказ от авторства (т.е. оригинальности, претензии на новизну). Современный писатель срывает маску добродетели с эстетствующих снобов, легитимизирующих свое господство, непрерывно усложняющих свою сферу деятельности, каковая наделяет их м е с т о властью, делает их образ жизни невыносимым не только для других, но и для них самих. Это — с одной стороны. С другой, — мне представляется, — современный писатель должен (кодекс долга?) сам себе, сохраняя интеллектуальную честность, признаться: достигла ли на этот раз уже его собственная сфера деятельности, т.е. нынешняя — современная — литература такого состояния, когда на ее полях любые причинно-следственные связи преобразуются в так называемую «логику смысла» (Жиль Делёз, Логика смысла. – Loguque du sens, 1969), иными словами, трансформируются настолько, что появляется вот этот самый эффект бабочки. Т.е.: является ли сегодня современная литература сверхсложной, а потому дестабилизирующейся, системой? (Или литература как процесс всегда была способна к снятию любых оппозиций, каковые суть не что иное, как власть/подчинение?)
Необходимо различать «климат» и «погоду»: «погода» — сложная система, не поддающаяся прогнозированию, в отличие от такой стабильной системы, как «климат». Математики говорят: любой, казалось бы, внешний фактор по отношению к сложной системе является на самом деле внутренним фактором ее дестабилизации: порядок оборачивается в беспорядок, хаос. Краткосрочность явлений (а именно в этом суть любой системы, обладающей и з б ы т к о м сложности) и есть не что иное, как хаос. (Здесь надо заметить, что сам термин «суперсистема» не корректен, так как при усложнении, при сверх-усложнении система тут же начинает саморазрушаться.) Причину, детерминант краха не найти (извечные русские вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?» сегодня не имеют смысла): система именно с а м а разрушается, ибо прежнее где-то там порхание исчезнувшей ныне «бабочки» и есть тот самый дестабилизирующий фактор, каковой «представляет» принципиальную неуправляемость, неконтролируемость системы.
Вот теперь я сформулирую вопросы, на которые не дам однозначных ответов, ибо мы подошли сейчас к линии горизонта, за которой — пропасть, мы — на краю, когда достаточно сделать лишь шаг, чтобы пасть и больше не вернуться. Ответы на эти вопросы крайне рискованны, о п а с н ы, но мы помним слова немецкого поэта-романтика Фридриха Гёльдерлина: где опасность, там и спасение. Стояние на краю — не для каждого, но для тех, кто понимает пушкинское: «в самостояньи человека залог величия его».
Возможно ли мирное сосуществование членов оппозиции, снятие диктатуры одного по отношению к другому? Возможен ли мир по принципу дополнительности аксиоматических оснований в системе самого мышления? Современные экономика, политика, бизнес, общество, мировоззрение, искусство, литература — как сложные, сверхсложные системы — перестали быть устойчивыми, перестали именно в силу избытка сложности, когда на первый план выступают непредвиденность результата и дестабилизация.
Т р а д и ц и я классической литературы, так называемой классики, — это лакановское Имя Отца, инстанция запрета на отказ, отказ от авторства (т.е. оригинальности, претензии на новизну). Современный писатель срывает маску добродетели с эстетствующих снобов, легитимизирующих свое господство, непрерывно усложняющих свою сферу деятельности, каковая наделяет их м е с т о властью, делает их образ жизни невыносимым не только для других, но и для них самих. Это — с одной стороны. С другой, — мне представляется, — современный писатель должен (кодекс долга?) сам себе, сохраняя интеллектуальную честность, признаться: достигла ли на этот раз уже его собственная сфера деятельности, т.е. нынешняя — современная — литература такого состояния, когда на ее полях любые причинно-следственные связи преобразуются в так называемую «логику смысла» (Жиль Делёз, Логика смысла. – Loguque du sens, 1969), иными словами, трансформируются настолько, что появляется вот этот самый эффект бабочки. Т.е.: является ли сегодня современная литература сверхсложной, а потому дестабилизирующейся, системой? (Или литература как процесс всегда была способна к снятию любых оппозиций, каковые суть не что иное, как власть/подчинение?)
Кругом как будто дьяволы, сильно пахнет серой, их белозубые улыбки-оскалы требуют крови. Они оборачиваются, что-то спрашивают, а мне становится страшно от их змеиных языков, с которых капает та же жидкость, что и течёт у них по венам – это яд.
Я вроде сижу подальше от всего этого, но зло добирается и до сюда. Мои глаза нервно бегают по кровожадным лицам. Демоны покрыты пеной слюны, они обмазаны противной жидкостью с ног до головы. Не перестают жрать шоколад и пить соки, превращающиеся соответственно в куски плоти, мяса, крови, наркотиков и нефти. Они купаются в лужах нефти перемешанной со спермой. Меня начинает тошнить, мне плохо, открываю окно.
Свежий ветер едва залетает сюда. Предыдущий препод был похож на предводителя тьмы Сатану, а этот похож на случайно залетевшего в Преисподнюю ангела. Его сейчас переварят. Я не могу находиться здесь. Зубы дрожат, нервно дёргается бровь. Что делать? Куда идти? Здесь больше не могу оставаться. Бесы-студенты галдят. В мой адрес послышался мат, крик, брань, хрюканье, смех захлопнувших окно. Мои нервы не выдержали, струна была натянута до предела. Становилось опять душно и жарко, а им хоть бы хны. Пока я обливался потом, последняя косточка ангела-препода упала рядом с корзиной. Самое удивительное, что мусор валялся кругом, везде, по всей аудитории, но корзина для мусора была пуста. Она предназначалась для головы следующего преподавателя или не превращённого студента или для меня. Девушка К. с огненными волосами обернулась и предложила кусочек свежевырванного тела, по видимому это был чей-то локоть т.е. шоколадка. Я…я…моя струна порвалась. Я выбежал из зала на улицу. Блин! Забыл куртку, но нет…не вернусь туда. О боже, о боже! Господи, помоги мне пожалуйста! Что происходит? На улице холодно: -10 С. Тёплый свитер пока защищает. Боюсь что же будет дальше?! Ничто, никогда, никто, незачем – мне нужно сбежать в этот параллельный мир. Ничто – это целая страна, это государство. Скорее… Нет, моя параллельная реальность, это не плот воображения какого-нибудь наркомана. Я не употребляю наркотиков. Скорее всего, это психологическое отклонение, обезумевшего человека или наоборот – гениального. Одно точно, не похожего на других. Мне кажется я бессмертен, я уже не ем и не пью третью неделю. Обычно люди умирают за такой срок. Со мною разговаривает Бог, я слышу Его в лице своего внутреннего голоса. Только вот, когда с ним разговариваю я – он не отвечает на мои вопросы, а говорит свою речь. Ответы на вопросы я получаю в виде результатов и процессов деятельности жизненной. Но стигматов на руках нет, думаю они скоро появятся т.к. я очень верующий человек. Я – сын Бога. Именно поэтому я вижу в аудитории вместо студентов – жалких приспешников Люцифера. Ангелы, архангелы – слуги Бога. Они тоже обитают в реальном мире. В принципе они иногда заходят и на территорию Преисподнюю. Они везде…Также как и дьяволы…Зрачки ссужаются от яркого солнца и какой-то давящей внутренней боли, холодно. Зато свежий ветер, а не этот адский спёртый воздух. Прохожу через «проходную» главного корпуса, мимо студенческой столовой, точнее «бойни» большой мясорубки, где подают тухлятину и падаль полу-люди полу-гиены хавают это дерьмо. В звонке университета раздаётся воздушная тревога и звери начинают бегать в хаотичных направлениях даже не понятно для чего, побросав их «еду», которая ещё шевелится. Тьфу, психоделия какая-то! Выбегаю наружу и в дверях меня кусает за ногу одна из этих тварей. Я бегу по аллее перед ВУЗом на стенах которого не маленькими буквами кровью нарисовано «SOS» и рядом на полу труп бедного студента без запястья. Убили. Я бегу дальше, мутант вроде оторвался и исчез в пелене тумана окутавшего универ. Болит нога, закатав джинсы, увидел чёткий след от зубов животного и капельки кровушки. На остановке стояли снеговики и скелеты. Нет, мне с ними не по пути. Рельсы в некоторых местах были погнуты, где-то вообще отсутствовали, а где-то уходили в землю, точнее под землю, в ямы и овраги. Следующая остановка такого трамвая – АД.
Я вроде сижу подальше от всего этого, но зло добирается и до сюда. Мои глаза нервно бегают по кровожадным лицам. Демоны покрыты пеной слюны, они обмазаны противной жидкостью с ног до головы. Не перестают жрать шоколад и пить соки, превращающиеся соответственно в куски плоти, мяса, крови, наркотиков и нефти. Они купаются в лужах нефти перемешанной со спермой. Меня начинает тошнить, мне плохо, открываю окно. Свежий ветер едва залетает сюда. Предыдущий препод был похож на предводителя тьмы Сатану, а этот похож на случайно залетевшего в Преисподнюю ангела. Его сейчас переварят. Я не могу находиться здесь. Зубы дрожат, нервно дёргается бровь. Что делать? Куда идти? Здесь больше не могу оставаться. Бесы-студенты галдят. В мой адрес послышался мат, крик, брань, хрюканье, смех захлопнувших окно. Мои нервы не выдержали, струна была натянута до предела. Становилось опять душно и жарко, а им хоть бы хны. Пока я обливался потом, последняя косточка ангела-препода упала рядом с корзиной. Самое удивительное, что мусор валялся кругом, везде, по всей аудитории, но корзина для мусора была пуста. Она предназначалась для головы следующего преподавателя или не превращённого студента или для меня. Девушка К. с огненными волосами обернулась и предложила кусочек свежевырванного тела, по видимому это был чей-то локоть т.е. шоколадка. Я…я…моя струна порвалась. Я выбежал из зала на улицу. Блин! Забыл куртку, но нет…не вернусь туда. О боже, о боже! Господи, помоги мне пожалуйста! Что происходит? На улице холодно: -10 С. Тёплый свитер пока защищает. Боюсь что же будет дальше?! Ничто, никогда, никто, незачем – мне нужно сбежать в этот параллельный мир. Ничто – это целая страна, это государство. Скорее… Нет, моя параллельная реальность, это не плот воображения какого-нибудь наркомана. Я не употребляю наркотиков. Скорее всего, это психологическое отклонение, обезумевшего человека или наоборот – гениального. Одно точно, не похожего на других. Мне кажется я бессмертен, я уже не ем и не пью третью неделю. Обычно люди умирают за такой срок. Со мною разговаривает Бог, я слышу Его в лице своего внутреннего голоса. Только вот, когда с ним разговариваю я – он не отвечает на мои вопросы, а говорит свою речь. Ответы на вопросы я получаю в виде результатов и процессов деятельности жизненной. Но стигматов на руках нет, думаю они скоро появятся т.к. я очень верующий человек. Я – сын Бога. Именно поэтому я вижу в аудитории вместо студентов – жалких приспешников Люцифера. Ангелы, архангелы – слуги Бога. Они тоже обитают в реальном мире. В принципе они иногда заходят и на территорию Преисподнюю. Они везде…Также как и дьяволы…Зрачки ссужаются от яркого солнца и какой-то давящей внутренней боли, холодно. Зато свежий ветер, а не этот адский спёртый воздух. Прохожу через «проходную» главного корпуса, мимо студенческой столовой, точнее «бойни» большой мясорубки, где подают тухлятину и падаль полу-люди полу-гиены хавают это дерьмо. В звонке университета раздаётся воздушная тревога и звери начинают бегать в хаотичных направлениях даже не понятно для чего, побросав их «еду», которая ещё шевелится. Тьфу, психоделия какая-то! Выбегаю наружу и в дверях меня кусает за ногу одна из этих тварей. Я бегу по аллее перед ВУЗом на стенах которого не маленькими буквами кровью нарисовано «SOS» и рядом на полу труп бедного студента без запястья. Убили. Я бегу дальше, мутант вроде оторвался и исчез в пелене тумана окутавшего универ. Болит нога, закатав джинсы, увидел чёткий след от зубов животного и капельки кровушки. На остановке стояли снеговики и скелеты. Нет, мне с ними не по пути. Рельсы в некоторых местах были погнуты, где-то вообще отсутствовали, а где-то уходили в землю, точнее под землю, в ямы и овраги. Следующая остановка такого трамвая – АД.
суббота, 27 февраля 2010
может ли человек "ни-от-чего" не зависить???
хм.........
вот оно понятие свобода,ниотчего не зависить.
а значит свободы не существует как обьективного понятия т.к. мы зависим даже от воздуха и крови и сердца и мозга и тела вообщем,тогда идёт постановка и созревание иного вопроса "а кто есть мы?"
"я думаю и дышу значит я существую!" это единственное жалкое оправдание жизни))))хД
если мы можем посудить что зависим от тела но не можем и быть этим телом "кто или что мы?"
хм......
душа,астрал,свобода,воля,вера..........
хм это всё лишь слова и мнения навяззанные столетиями обществом,челову злейший враг-колектив с которым он в сорре.
толпа это страшная сила.меня отец ценит и учил "не отрывайся от колектива,а-то он оторвётся на тебе","многие ещё живи лишь потому-что убийство уголовно наказуемо",а однажды я плюнул в это общество и врос корнями в головы неправедных и изничтожил их жалкие раны на сознании.
так можно лечить людей.вы не думали что вдруг всё с точностью наоборот прям "абсолютная вероятность".
сегодня посмотрел фильм "книга иллая"
.
и понял что есть вера,религия,надежда.........
............но ненашёл души.
вывод-что половина нашего существования лишь моральное награждение несуществующими знаниями.
хм.........
вот оно понятие свобода,ниотчего не зависить.
а значит свободы не существует как обьективного понятия т.к. мы зависим даже от воздуха и крови и сердца и мозга и тела вообщем,тогда идёт постановка и созревание иного вопроса "а кто есть мы?"
"я думаю и дышу значит я существую!" это единственное жалкое оправдание жизни))))хД
если мы можем посудить что зависим от тела но не можем и быть этим телом "кто или что мы?"
хм......
душа,астрал,свобода,воля,вера..........
хм это всё лишь слова и мнения навяззанные столетиями обществом,челову злейший враг-колектив с которым он в сорре.
толпа это страшная сила.меня отец ценит и учил "не отрывайся от колектива,а-то он оторвётся на тебе","многие ещё живи лишь потому-что убийство уголовно наказуемо",а однажды я плюнул в это общество и врос корнями в головы неправедных и изничтожил их жалкие раны на сознании.
так можно лечить людей.вы не думали что вдруг всё с точностью наоборот прям "абсолютная вероятность".
сегодня посмотрел фильм "книга иллая"
.и понял что есть вера,религия,надежда.........
............но ненашёл души.
вывод-что половина нашего существования лишь моральное награждение несуществующими знаниями.
четверг, 25 февраля 2010
Здесь продают и покупают.я смотрю......... Здесь предлагают и оценивают,а я все вижу................ На каждом висит ярлычок с ценой. И прохожие скользят по ним равнодушным взглядом. Здесь царит праздник масок и несколько наигранного веселья,а я немогу так....... И каждый стремится забыть себя и вечные вопросы, на которые не найти ответа если оставаться в течении. Здесь требуют зрелища и получают его. И любой может оказаться шутом, потешающим безликую толпу. Здесь не принято быть гордым - нужно быть покорным,и мне это видно как никому............... И никогда здесь не подумают о дне завтрашнем, ибо не помнят и вчерашнего, забывая, что жизнь скоротечна. Впрочем, здесь каждый счастлив и в полной мере уверен, что только так и может быть.
четверг, 18 февраля 2010
Мозг: Раз-два! Раз-два! Ноги - идем, Глаза - смотрим, Уши - слушаем!
Уши: Чё?
Мозг: Hичё. Слушайте давайте.
Уши: А мы и так.
Глаза: Смотри-смотри! Какая девушка идет!
Мозг: Да ну? Ишь ты! Ноги!
Ноги: Чё?
Мозг: Hичё!!! А ну быстро - курс на вон ту цыпочку!
Ноги: Yes, sir!
Мозг: Так-то лучше.
Глаза: А попка-то какая...
Член: Правда? Хммм...Слышь, Мозг, дай крови.
Мозг: Самому нужно. Я думать буду, как к ней подкатить.
Член: Hу дай, а?
Мозг: Я с ней не познакомился еще, а ты уже проснулся!
Член: Да, я такой!
Мозг: Тише ты. Итак, я думаю. Я.. д..у..м..а..ю.. Я.. М..о..з..г.. ЧЛЕH!!! ОТСТАВИТЬ!!!
Член: Сорри, босс...
Мозг: Глаза, где она там?
Глаза: Уже догнали.
Мозг: Ноги, с ума сошли?? У меня еще речь не придумана!!
Ноги: Пока ты думать будешь, сдохнуть можно. Мы пошли.
Рот: Мозг, придумай, что сказать-то?
Мозг: эээ... Hу, (нет, не то) можно... ээ.. (нет. не пойдет) хммм...
Рот: эээ... Девушка!... Можно... эээ.... с вами... эээ... Ээээ?
Уши: Переспрашивает. Hе поняла, кажется.
Глаза: Зато повернулась! Ух ты, какие сиськи!
Руки: Дайте потрогать!
Член: Вот это я понимаю. Давайте, родные, смелее.
Мозг: Всем спокойно!!! Равняйсь!! Смирно!! Отставить!! Морда, чё такая красная??
Лицо: Я не Морда, я Лицо.
Мозг: Поговори мне! Я спрашиваю красная чего?
Лицо: Дык ить это... Член сказал кровь нахаляву дают.
Глаза: Она ждет, что мы скажем. Мозг! Работай, не спи!!
Мозг: Слышь, Рот, спроси, сколько сейчас градусов ниже нуля.
Рот: С дуба рухнул?
Мозг: Выполнять!!!
Рот: эээ... Девушка... эээ.. а сколько... сейчас ..эээ... времени?... Эээ.
Мозг: Идиот... Боже, какой идиот. Ладно... Уши, чего она там отвечает?...
Уши: Чё?
Мозг: Чё?
Рот: Чё? ...
Уши: Говорит, что полшестого.
Член: ЧЕГО???? Да за такие слова...
Мозг: Спокойно. Дайте подумать...
Глаза: Она уходит...
Мозг: Куда? Стоять! Hу е-мое....
Глаза: А все-таки, какая попка!
Член: Лопух ты, братец Мозг.
Рот: эх...
Руки: До нас как всегда, дело не дошло.
Мозг: Ладно, мы еще себя покажем. Пошли пива тяпнем.
Член: ! Какой же ты урод! С тобой так импотентом станешь. Такую телку! упустил..
Мозг: Заткнись, шланг. Тебе сегодня и без девки работа найдется.
Член: Hу да, конечно. Как телку снять, так хренушки, а как ссать, так я отдувайся. Слышь, пока трезвый, скажи Рукам, чтоб стряхивали лучше. Казанова, блин....
Уши: Чё?
Мозг: Hичё. Слушайте давайте.
Уши: А мы и так.
Глаза: Смотри-смотри! Какая девушка идет!
Мозг: Да ну? Ишь ты! Ноги!
Ноги: Чё?
Мозг: Hичё!!! А ну быстро - курс на вон ту цыпочку!
Ноги: Yes, sir!
Мозг: Так-то лучше.
Глаза: А попка-то какая...
Член: Правда? Хммм...Слышь, Мозг, дай крови.
Мозг: Самому нужно. Я думать буду, как к ней подкатить.
Член: Hу дай, а?
Мозг: Я с ней не познакомился еще, а ты уже проснулся!
Член: Да, я такой!
Мозг: Тише ты. Итак, я думаю. Я.. д..у..м..а..ю.. Я.. М..о..з..г.. ЧЛЕH!!! ОТСТАВИТЬ!!!
Член: Сорри, босс...
Мозг: Глаза, где она там?
Глаза: Уже догнали.
Мозг: Ноги, с ума сошли?? У меня еще речь не придумана!!
Ноги: Пока ты думать будешь, сдохнуть можно. Мы пошли.
Рот: Мозг, придумай, что сказать-то?
Мозг: эээ... Hу, (нет, не то) можно... ээ.. (нет. не пойдет) хммм...
Рот: эээ... Девушка!... Можно... эээ.... с вами... эээ... Ээээ?
Уши: Переспрашивает. Hе поняла, кажется.
Глаза: Зато повернулась! Ух ты, какие сиськи!
Руки: Дайте потрогать!
Член: Вот это я понимаю. Давайте, родные, смелее.
Мозг: Всем спокойно!!! Равняйсь!! Смирно!! Отставить!! Морда, чё такая красная??
Лицо: Я не Морда, я Лицо.
Мозг: Поговори мне! Я спрашиваю красная чего?
Лицо: Дык ить это... Член сказал кровь нахаляву дают.
Глаза: Она ждет, что мы скажем. Мозг! Работай, не спи!!
Мозг: Слышь, Рот, спроси, сколько сейчас градусов ниже нуля.
Рот: С дуба рухнул?
Мозг: Выполнять!!!
Рот: эээ... Девушка... эээ.. а сколько... сейчас ..эээ... времени?... Эээ.
Мозг: Идиот... Боже, какой идиот. Ладно... Уши, чего она там отвечает?...
Уши: Чё?
Мозг: Чё?
Рот: Чё? ...
Уши: Говорит, что полшестого.
Член: ЧЕГО???? Да за такие слова...
Мозг: Спокойно. Дайте подумать...
Глаза: Она уходит...
Мозг: Куда? Стоять! Hу е-мое....
Глаза: А все-таки, какая попка!
Член: Лопух ты, братец Мозг.
Рот: эх...
Руки: До нас как всегда, дело не дошло.
Мозг: Ладно, мы еще себя покажем. Пошли пива тяпнем.
Член: ! Какой же ты урод! С тобой так импотентом станешь. Такую телку! упустил..
Мозг: Заткнись, шланг. Тебе сегодня и без девки работа найдется.
Член: Hу да, конечно. Как телку снять, так хренушки, а как ссать, так я отдувайся. Слышь, пока трезвый, скажи Рукам, чтоб стряхивали лучше. Казанова, блин....
Москва. Зима. Снег. Мальчик играет в футбол. Вдруг звон разбитого стекла. Выбегает дворник, суровый русский дворник с метлой, и гонится за мальчишкой. Мальчик бежит и думает: "Зачем, зачем все это!? Зачем весь этот имидж уличного мальчишки, весь этот футбол, все эти друзья!? Зачем??? Я уже сделал все уроки, почему я не сижу дома на диване и не читаю книжки своего любимого писателя Эрнеста Хемингуэя?"
Гавана. Эрнест Хемингуэй дописывает очередной роман и думает: "Зачем, зачем все это? Как все надоело, вся эта Куба, эти бананы, этот тростник, эта жара, эти кубинцы!!! Почему я не в Париже, не сижу со своим другом Андре Моруа в обществе прекрасных куртизанок, попивая свой утренний аперитив и беседуя о смысле жизни?"
Париж. Андре Моруа, поглаживая бедро прекрасной куртизанки и попивая свой утренний апперитив, думает: "Зачем, зачем мне все это? Как мне надоел этот Париж, эти грубые французы, грязные марокканцы, эти тупые куртизанки, эта Эйфелева башня, с которой тебе плюют на голову!!! Почему я не в России, не в Москве, где холод, снег, не сижу со своим лучшим другом Андреем Платоновым, не беседую о смысле жизни??"
Москва. Холод. Снег. Андрей Платонов. В ушанке. С метлой. Гонится за мальчишкой и думает : "Бл#, догоню - убью на х#р!"
Гавана. Эрнест Хемингуэй дописывает очередной роман и думает: "Зачем, зачем все это? Как все надоело, вся эта Куба, эти бананы, этот тростник, эта жара, эти кубинцы!!! Почему я не в Париже, не сижу со своим другом Андре Моруа в обществе прекрасных куртизанок, попивая свой утренний аперитив и беседуя о смысле жизни?"
Париж. Андре Моруа, поглаживая бедро прекрасной куртизанки и попивая свой утренний апперитив, думает: "Зачем, зачем мне все это? Как мне надоел этот Париж, эти грубые французы, грязные марокканцы, эти тупые куртизанки, эта Эйфелева башня, с которой тебе плюют на голову!!! Почему я не в России, не в Москве, где холод, снег, не сижу со своим лучшим другом Андреем Платоновым, не беседую о смысле жизни??"
Москва. Холод. Снег. Андрей Платонов. В ушанке. С метлой. Гонится за мальчишкой и думает : "Бл#, догоню - убью на х#р!"
18:33
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Она шла домой...Шла привычной дорогой. Эту дорогу она знала на столько хорошо, что могла спокойно идти с закрытыми глазами... Ничего не менялось, даже люди ходили одни и те же, они совершенно одинаково кивали ей в знак приветствия головой, хотя половину из них она знала только в лицо. Но сегодня все как-то было не так, даже запах был какой-то особенный... Она шла и не могла надышаться им. Пройдя, еще несколько метров запах стал усиливаться и ей стало понятно, что у этого запаха есть владелец и он где - то совсем рядом... Лизе стало безумно интересно кто он... Повернув голову, она увидела силуэт человека, который стоял около машины... Это был высокий молодой человек, с темными густыми волосами и, как она сразу заметила, глубоким взглядом. Он стоял настолько вальяжно, что смотреть на него долго было неприлично, но Лиза не могла оторвать от него глаз... Этот запах полностью овладел ее сознанием... Она незаметно для себя замедлила свой шаг, и практически остановилась...
Это были всего какие-то считанные минуты, но она понимала, что о них она не забудет никогда.... она никогда не забудет этот запах и этот взгляд.
Это были всего какие-то считанные минуты, но она понимала, что о них она не забудет никогда.... она никогда не забудет этот запах и этот взгляд.
а может всё наоборот?
девочка.....
дерево......
люди...........
секс....
насилие.....?
никогда не думал что мы действительно видим что хотим увидеть........
ведь все наши проблемы и степень их сложности зависит лишь от того как мы посмотрим на ситуацию.
например я забыл о деяниях моей девушки,помирился с друзьями и через пару месяцев получу диплом))))
хотя есть и свои недостатки...........
.....дырки внутри.
еслибы было лекарство или микстура забвения я-бы стал наркоманом.
девочка.....
дерево......
люди...........
секс....
насилие.....?
никогда не думал что мы действительно видим что хотим увидеть........
ведь все наши проблемы и степень их сложности зависит лишь от того как мы посмотрим на ситуацию.
например я забыл о деяниях моей девушки,помирился с друзьями и через пару месяцев получу диплом))))
хотя есть и свои недостатки...........
.....дырки внутри.
еслибы было лекарство или микстура забвения я-бы стал наркоманом.
суббота, 13 февраля 2010
Жило-было дерево. Именно не росло, а жило. У деревьев ведь все как у людей: рождение, жизнь, смерть. Родилось оно в обычном лесу и сразу стало бороться за свою жизнь. Это было легко, потому что жаркое солнце и сильный дождь не всегда были злыми и жестокими. Дерево их очень любило и прощало им то, что они иногда делали ему больно, терпело, когда они его наказывали, радовалось, когда отдавали свое тепло и нежность. Нельзя сказать, что дереву было легко жить, но оно стойко выносило все невзгоды и ловило моменты счастья, как маленькие дети ловят зеркалом солнце, что бы пустить солнечного зайчика.
У дерева было много друзей, других деревьев, которые росли вокруг. Вместе они часто играли с ветром, когда он был не занят. Это было очень весело: ветер смешно взъерошивал им листья и они притворялись кораблями с большими парусами, мерно раскачиваясь на воображаемых волнах. Но больше всего они любили, когда одновременно светило солнце и шел дождь. Тогда они купались в искрящейся теплой воде, с наслаждением смывая песок и пыль с листьев, блаженно подставляя под солнечный душ каждую веточку. Листья начинали блестеть и празднично переливаться, и деревья красовались друг перед другом, стараясь перещеголять соседа нарядом. Тогда они становились похожи на стайку молодых девушек, которые приехали на бал и хвастают своими новыми кисейными платьями.
Надо сказать, что наше дерево было одним из самых красивых в лесу. Весной оно расцветало белыми цветами и от него исходил тонкий сладковатый аромат. Летом ярко-зеленая листва становилась пышной и густой и давала самую прохладную тень в лесу, а осенью таких ярких чудесных платьев и сладких с кисловатым привкусом плодов не было ни у кого в лесу.
Наверное, поэтому именно это дерево полюбила девушка из соседнего поселка. Она приходила к нему каждый день и сидела часами, читая какую-нибудь книгу или просто сидя и мечтая о чем-то своем. Или обнимала ствол и рассказывала о том, что произошло за день. Она рассказывала про все свои радости, шептала про свои секреты. Она делила с деревом все свои горести и тогда по стволу тонкими, непривычно солеными струйками стекали слезы, теряясь в трещинках коры. Дерево жалело девушку и успокаивающе шелестело листьями, стараясь усыпить ее грусть. Так они и жили. Дерево каждый день жило в ожидании девушки. А она, освобождаясь от каждодневных скучных дней, сразу бежала в лес, к любимому дереву.
Однажды весной, когда дерево чудесно расцвело и благоухало на зависть другим деревьям, девушка прибежала в лес ранним утром, когда солнце еще не показалось из-за пригорка, а в лесу стояла звенящая тишина. Было прохладно, сонное дерево стояло в росе, но белые цветы уже почти раскрылись, готовясь встретить долгожданное солнце. Столь неожиданный приход очень обрадовал дерево - радостно было встречать новый день с любимым человеком. Но девушка не стала садиться под дерево и даже не обняла ствол, здороваясь, как она это делала раньше.
Вместо этого она встала на цыпочки и стала обламывать ветки, покрытые цветами.
Дереву было очень больно, но оно не могло ни убежать, ни спрятаться. Девушка же обломала все ветки, до которых смогла достать, и побежала домой. А покалеченное дерево осталось стоять в еще тихом лесу. Поломанные ветки нестерпимо ныли, и боль отдавалась в ствол. На земле валялись оборванные цветы. Но еще больнее было внутри, и дерево не могло понять, что это болит.
Девушка приходила еще несколько раз, но дерево болезненно переносило ее приходы и долго не могло уснуть по ночам.
Уже давно зажили ветки и обросли новыми листьями, а внутри по-прежнему что-то саднило. Эта боль вонзилась глубоко и остро и не давала дереву забыть о том ужасном утре. Теперь дерево не участвовало в общих веселых играх. Его больше не радовали новые наряды, ему не нужно было ласковое солнце, оно хмурилось, когда ветер трепал ему листья. Дереву нестерпимо было вспоминать об этом предательстве, оно уже не могло себе представить, что еще когда-нибудь сможет жить так, как прежде.
Так прошло лето, осень, зима. Опять наступила весна. В этом году дерево встречало ее грустно и уныло. Оно опять покрылось цветами, но теперь они были всего лишь еще одним напоминанием перенесенных страданий, сломленных веток и боли, застрявшей глубоко внутри.
Была середина весны, когда однажды днем дерево услышало приближающуюся песню. Песня была грустная, но очень красивая. Звонкий детский голосок старательно выводил сложную мелодию. Это была смешная девочка с торчащими светлыми косичками и веснушчатым носиком. В ладошке она зажимала маленький букетик полевых цветов. Девчушка увидела дерево и остановилась в изумлении, задрав голову и широко открыв свои глазенки. Дерево грустно качнуло ветками. Девочка обошла его вокруг и уселась в тенек, положив рядом букетик. Так она сидела долго, пела песни и любовалась деревом, а ушла только под вечер.
На следующий день она пришла снова. Потом еще раз. И дерево не заметило, как девочка стала прибегать к нему почти каждый день.
Дерево стало к ней привыкать и с каждым приходом девочки, с каждой новой песней утихала боль, уходила тоска, унималась грусть. Постепенно дерево опять стало радоваться новому дню, солнцу и дождю. А однажды девчушка обняла его ствол и сказала: "Дерево, я тебя люблю и никогда не обижу". И дерево поверило. Поверило опять несмотря ни на что. Поверило, потому что хотело поверить. И теперь каждый день дерево опять ожидало прихода человека, который его любил.
У дерева было много друзей, других деревьев, которые росли вокруг. Вместе они часто играли с ветром, когда он был не занят. Это было очень весело: ветер смешно взъерошивал им листья и они притворялись кораблями с большими парусами, мерно раскачиваясь на воображаемых волнах. Но больше всего они любили, когда одновременно светило солнце и шел дождь. Тогда они купались в искрящейся теплой воде, с наслаждением смывая песок и пыль с листьев, блаженно подставляя под солнечный душ каждую веточку. Листья начинали блестеть и празднично переливаться, и деревья красовались друг перед другом, стараясь перещеголять соседа нарядом. Тогда они становились похожи на стайку молодых девушек, которые приехали на бал и хвастают своими новыми кисейными платьями.
Надо сказать, что наше дерево было одним из самых красивых в лесу. Весной оно расцветало белыми цветами и от него исходил тонкий сладковатый аромат. Летом ярко-зеленая листва становилась пышной и густой и давала самую прохладную тень в лесу, а осенью таких ярких чудесных платьев и сладких с кисловатым привкусом плодов не было ни у кого в лесу.
Наверное, поэтому именно это дерево полюбила девушка из соседнего поселка. Она приходила к нему каждый день и сидела часами, читая какую-нибудь книгу или просто сидя и мечтая о чем-то своем. Или обнимала ствол и рассказывала о том, что произошло за день. Она рассказывала про все свои радости, шептала про свои секреты. Она делила с деревом все свои горести и тогда по стволу тонкими, непривычно солеными струйками стекали слезы, теряясь в трещинках коры. Дерево жалело девушку и успокаивающе шелестело листьями, стараясь усыпить ее грусть. Так они и жили. Дерево каждый день жило в ожидании девушки. А она, освобождаясь от каждодневных скучных дней, сразу бежала в лес, к любимому дереву.
Однажды весной, когда дерево чудесно расцвело и благоухало на зависть другим деревьям, девушка прибежала в лес ранним утром, когда солнце еще не показалось из-за пригорка, а в лесу стояла звенящая тишина. Было прохладно, сонное дерево стояло в росе, но белые цветы уже почти раскрылись, готовясь встретить долгожданное солнце. Столь неожиданный приход очень обрадовал дерево - радостно было встречать новый день с любимым человеком. Но девушка не стала садиться под дерево и даже не обняла ствол, здороваясь, как она это делала раньше.
Вместо этого она встала на цыпочки и стала обламывать ветки, покрытые цветами.
Дереву было очень больно, но оно не могло ни убежать, ни спрятаться. Девушка же обломала все ветки, до которых смогла достать, и побежала домой. А покалеченное дерево осталось стоять в еще тихом лесу. Поломанные ветки нестерпимо ныли, и боль отдавалась в ствол. На земле валялись оборванные цветы. Но еще больнее было внутри, и дерево не могло понять, что это болит.
Девушка приходила еще несколько раз, но дерево болезненно переносило ее приходы и долго не могло уснуть по ночам.
Уже давно зажили ветки и обросли новыми листьями, а внутри по-прежнему что-то саднило. Эта боль вонзилась глубоко и остро и не давала дереву забыть о том ужасном утре. Теперь дерево не участвовало в общих веселых играх. Его больше не радовали новые наряды, ему не нужно было ласковое солнце, оно хмурилось, когда ветер трепал ему листья. Дереву нестерпимо было вспоминать об этом предательстве, оно уже не могло себе представить, что еще когда-нибудь сможет жить так, как прежде.
Так прошло лето, осень, зима. Опять наступила весна. В этом году дерево встречало ее грустно и уныло. Оно опять покрылось цветами, но теперь они были всего лишь еще одним напоминанием перенесенных страданий, сломленных веток и боли, застрявшей глубоко внутри.
Была середина весны, когда однажды днем дерево услышало приближающуюся песню. Песня была грустная, но очень красивая. Звонкий детский голосок старательно выводил сложную мелодию. Это была смешная девочка с торчащими светлыми косичками и веснушчатым носиком. В ладошке она зажимала маленький букетик полевых цветов. Девчушка увидела дерево и остановилась в изумлении, задрав голову и широко открыв свои глазенки. Дерево грустно качнуло ветками. Девочка обошла его вокруг и уселась в тенек, положив рядом букетик. Так она сидела долго, пела песни и любовалась деревом, а ушла только под вечер.
На следующий день она пришла снова. Потом еще раз. И дерево не заметило, как девочка стала прибегать к нему почти каждый день.
Дерево стало к ней привыкать и с каждым приходом девочки, с каждой новой песней утихала боль, уходила тоска, унималась грусть. Постепенно дерево опять стало радоваться новому дню, солнцу и дождю. А однажды девчушка обняла его ствол и сказала: "Дерево, я тебя люблю и никогда не обижу". И дерево поверило. Поверило опять несмотря ни на что. Поверило, потому что хотело поверить. И теперь каждый день дерево опять ожидало прихода человека, который его любил.
пятница, 12 февраля 2010
10.02.10 Twis:
.......откуда она вдруг появилась,где её друзья и т.д.....
да и по слухам в прошлом легкая добыча.
10.02.10 Jaycee:
заметь
твои слова "впрошлом"
она просто маленькая,не понимает что делает,но знаешь..некоторые отношения меняют человека
мой совет,не стоит это забывать,просто будь немного осторожней..а так она вроде и не плохая девочка..
не думай,что думают остальные,это совершенно не важно!
10.02.10 Twis:
в 16 лет переспать с 9тью человеками за 1.5 месяцев?
10.02.10 Jaycee:
Твис,такое бывает)
10.02.10 Twis:
тогда я кретин.......................
................и слишком отстал от молодёжи.
10.02.10 Jaycee:
у каждого из нас есть свои скелеты в шкафах
у некоторых ниибаться кладбища
вот так откроешь дверь,а от туда мыши летят
10.02.10 Twis:
..........обидно(((
10.02.10 Twis:
обидно........
глупое создание.......
руки.......
.......губы .........
..........лицо которое я целовал и прижимал ресници к нему было в сперме...
и самое страшное что мне даже не хочеться к ней прикосаться...........
10.02.10 Jaycee:
а если бы не те 15 человек и она не была девственной,что-то бы изменилось?
10.02.10 Twis:
для начала у меня отношение к ней,а во вторых шесть из них соврали,а значит их было 9.
10.02.10 Jaycee:
но было до тебя
10.02.10 Twis:
а мне мучаться за то что было "до меня"
10.02.10 Jaycee:
ну,это же не с тобой
ты не имеешь права её укорять в чём-то
это был её выбор
10.02.10 Twis:
и что мне с ней делать? противиться даже обнять?
10.02.10 Jaycee:
решай сам...............
вот как друзья(подруги)помогают.
.......откуда она вдруг появилась,где её друзья и т.д.....
да и по слухам в прошлом легкая добыча.
10.02.10 Jaycee:
заметь
твои слова "впрошлом"
она просто маленькая,не понимает что делает,но знаешь..некоторые отношения меняют человека
мой совет,не стоит это забывать,просто будь немного осторожней..а так она вроде и не плохая девочка..
не думай,что думают остальные,это совершенно не важно!
10.02.10 Twis:
в 16 лет переспать с 9тью человеками за 1.5 месяцев?
10.02.10 Jaycee:
Твис,такое бывает)
10.02.10 Twis:
тогда я кретин.......................
................и слишком отстал от молодёжи.
10.02.10 Jaycee:
у каждого из нас есть свои скелеты в шкафах
у некоторых ниибаться кладбища
вот так откроешь дверь,а от туда мыши летят
10.02.10 Twis:
..........обидно(((
10.02.10 Twis:
обидно........
глупое создание.......
руки.......
.......губы .........
..........лицо которое я целовал и прижимал ресници к нему было в сперме...
и самое страшное что мне даже не хочеться к ней прикосаться...........
10.02.10 Jaycee:
а если бы не те 15 человек и она не была девственной,что-то бы изменилось?
10.02.10 Twis:
для начала у меня отношение к ней,а во вторых шесть из них соврали,а значит их было 9.
10.02.10 Jaycee:
но было до тебя
10.02.10 Twis:
а мне мучаться за то что было "до меня"
10.02.10 Jaycee:
ну,это же не с тобой
ты не имеешь права её укорять в чём-то
это был её выбор
10.02.10 Twis:
и что мне с ней делать? противиться даже обнять?
10.02.10 Jaycee:
решай сам...............
вот как друзья(подруги)помогают.
четверг, 11 февраля 2010
01:49
Доступ к записи ограничен
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра